История евреев в Столбцах (отредактировано с сайта Jewishgen.org)
Мордехай Махтей
Перевод Ошера Бирзена
Записать историю нашего города сейчас, в то время, когда еврейские Столбцы больше не существуют, задание не из легких. Вдобавок, у нас нет источников, которые можно было бы использовать, чтобы получить необходимую для этого задания информацию.
Воспоминания о евреях Столбцов, добропорядочных людях с добрыми сердцами, которые источали любовь, жизнь и творчество, никогда не исчезнут из нашей памяти. Нельзя допустить, чтобы о них забыли, чтобы они ушли в бездну забвения.
Несмотря на то, что я не писатель, и возможно, именно поэтому, у меня нет другого выбора, кроме как записать все, что мне удалось выкопать из своей памяти, а также то, что я слышал от своего отца, Ребе Элиягу, благословенна будет его память, пробывшего долгое время шохетот (ритуальным забойщиком) нашего города (родился во 2-й день Рош а-Шана 5609 – 1848).
География города
Столбцы расположены на песчаном правом берегу реки Неман, в 80 км к западу от Минска. До начала Первой мировой войны Столбцы были частью Минской губернии. После строительства железной дороги Москва-Варшава в середине девятнадцатого века, Столбцы стали железнодорожной станцией. После Первой мировой войны, во время правления Польши, Столбцы служили польско-российской пограничной станцией, на 15 км внутри польской территории.
Христианское население, беларусы, работали на своих полях в горной местности, но поскольку этого было недостаточно, чтобы обеспечить их существование, они также работали на железной дороге и лесопилке в Столбцах. Так же делали и крестьяне, жившие в соседних деревнях, примерно в 2-5 км к северо-западу от Столбцов.
В то же время, крестьяне, живущие на левом берегу Немана, в основном снабжали городские рынки своей сельскохозяйственной продукцией, поскольку их поля были очень плодородными.
Название города
В этом районе не было другого города с таким количеством вариаций названия:
Стоипцы, Штоибцы, Столбиц, Столыцы, Столбцы, и т.д. Единственным, относительно надежным документом, был ГЕТ (еврейский документ о разводе). Как известно, нееврейское (изначально) название города должно быть зарегистрировано в ГЕТ, не изменяя ни единой буквы в названии города.
В ГЕТ название города было зарегистрировано как Ступцы, и если взять во внимание то, что это был беларуский город, и что на беларуском языке город назывался Стаупцы, и что концевая “и” отбрасывается в идише (например, Ромни – Ромен, Ляховичи – Лехович, и т.д.), похоже, что правильная версия – Стоипц.
Также использовали название Стоибц, а на русском языке вокзал назывался Столбцы. Однако во всех документах используется Столпцы (с буквой П).
Я думаю, что версия Штоипцы, с (еврейской) буквой шин (звук Ш), начала появляться потому, что немцы приезжали в Стоипц, а евреи ездили в Кенигсберг, а в немецком языке, буква С, стоящая перед буквой Т, произносится как Ш – Штоипц.
Когда евреи поселились в Столбцах?
К сожалению, на этот вопрос сложно дать четкий ответ, так как нет доступных документов с прошлого века. Единственный документ – это реестр Хевра Кадиша (книга погребального сообщества) приблизительно с 1768 года, когда перестали использовать Старое еврейское кладбище. Я думаю, что захоронения там были прекращены еще раньше, так как, когда умерла моя бабушка в 1876 году, ее уже похоронили посредине нового еврейского кладбища.
В реестре не записаны и не упомянуты важные события, даже мимоходом. Реестр подобен списку протоколов, в которых записаны выборы Габбоим, которые проходили в промежуточные дни (Холь ха‐Моэд) Пасхи.
В Столбцах было два вещественных доказательства того, что евреи поселились в Столбцах сотни лет назад:
- Холодная синагога;
- Старое еврейское кладбище.
Холодная синагога
Когда Холодная синагога сгорела летом 1902 года, старейшины города утверждали, что она простояла около 400 лет. (Это, конечно, основывалось не на каких-либо документах, а скорее на устной традиции). Ни размер синагоги, которая могла вместить 500 прихожан, ни ее архитектура не могли определить, что она была построена еще в 1500 году. Дамская секция была построена с двух сторон, а у крыши было 5 секций, что создавало впечатление курицы, зависшей над своими птенцами. Святой Ковчег был произведением искусства.
Очевидно, что такое большое и дорогое здание могло быть построено только тогда, когда оно было необходимо большой и состоятельной общине. Можно предположить, что синагога была построена в конце шестнадцатого или в начале семнадцатого века, когда в Столбцах уже было хорошо обоснованное еврейское поселение.
Старое еврейское кладбище
В то время, как невозможно точно определить, когда еврейское поселение было основано в Столбцах с помощью Холодной синагоги, Старое кладбище позволяет нам сделать это более точно. Из детства я помню, что несколько надгробий в середине кладбища уже наполовину ушли под землю. Надписи на этих камнях и их дизайн были стерты и размыты. Если бы было возможно рассмотреть выгравированные буквы и годы, мы смогли бы что-то узнать. Например, когда умирали люди, за 100 лет до того, как перестали хоронить на этом кладбище? Но даже тогда нам все же было бы неясно, когда они начали пользоваться этим кладбищем?
Старейшины того поколения говорили, что Старое кладбище было основано примерно между 1560 и 1570 годами, за двести лет до того, как в 1768 году был создан Реестр погребального общества. Это предположение почти наверняка правильное, о чем свидетельствует большая площадь кладбища, вместе с предположением, что небольшое поселение расширилось за эти годы. Мой отец, благословенна будет его память, говорил мне, что он сам видел рукопись, где было написано “Ступцы [расположены] недалеко от Свержно”. Это показывает, что в то время, когда в Свержне было еврейское поселение, еврейская община Столбцов делала первые шаги. Вполне правдоподобно, что до того времени евреи, которые погибли в Столбцах, были похоронены на кладбище в Свержне, а с увеличением общины Столбцов там основали собственное кладбище. Основываясь на вышеизложенном, мы не ошибемся придя к выводу, что первые евреи поселились в Столбцах в первой половине шестнадцатого века, а возможно даже раньше.
Развитие города
Как упоминалось ранее, Свержно было старше чем Столбцы. Еврейское поселение существовало там годами. Свержно было расположено на главной дороге, которая вела от Бреста на восток и к левому берегу Немана, который был очень плодотворным, в отличии от правого берега с его песчаной почвой. Единственным преимуществом правого берега была его близость к большим лесам: с одной стороны Артюхи, Сверынава на востоке, а с другой стороны Деревна и знаменитая Налибокская пуща. Во время Второй мировой войны этот огромный дикий лес на своей обширной территории спас многих евреев от когтей кровожадного нацистского зверя.
Те поселенцы, которые решили пропустить устроенный город Свержно и продолжить путь к пустому и незащищенному правому берегу Немана, имели для этого две причины: (а) близлежащие большие леса; б) плоский берег Немана.
Деревья были важной статьей экспорта в Германию, и отправлялись, и транспортировались по Неману, который впадал в Балтийское море. Поскольку на берегу Немана (где были основаны Столбцы) был естественный «порт», подходящий для хранения всевозможных материалов, деревья из лесов привозили сюда. Их собирали в различные плоты и поплавки и отправляли в Германию. Все, кто принимал в этом участие: торговцы, их представители, их клерки, их охранники и их еврейские рабочие, обосновались в Столбцах.
Неман служил водным путем не только для деревьев. Зерно и лен также вывозили и буксировали в Германию с помощью буксирных судов, называвшихся “батн” в Столбцах. Из Германии, конечно, привозились различные товары. Таким образом нормальная и интенсивная торговля развивалась между Столбцами и Германией, особенно Кенигсбергом. Благодаря этому поселение Столбцы быстро развивалось. Его население увеличилось намного больше, чем население Свержно. Пик развития наступил в девятнадцатом веке, когда Столбцы стали первой станцией на новой, построенной Россией, железной дороге Брест-Москва (город Барановичи еще не существовал).
Благодаря сильному влиянию отношений с внешним миром, Столбцы опередили другие соседние города не только с точки зрения экономики, но и с точки зрения культуры. Столбцы были более развиты, чем другие города в этом районе. Столбцы назначали и приглашали в свою общину выдающихся раввинов, канторов и шохтим (ритуальных забойщиков). В результате, представители крупных городов приходили в Столбцы, чтобы нанять их для работы в своих общинах. Раввин Давид Тевеле стал раввином Минска, раввин Симха Шмуэль – «Мешорес Моше» – ребе Мезрича, ребе Мейер Ноах Левин стал раввином Москвы. После того, как евреи были высланы из Москвы в 1891 году, его пригласили в Вильну в качестве проповедника. Интересный факт: ни один раввин не был похоронен на кладбище Столбцов до 1904 года. Раввин Авраам Ицхак Маскилисон (тесть ребе Реувена Каца, главного раввина Петах-Тиквы) также скончался от сердечного приступа 3-4 месяцев после переезда в Столбцы.
Экономическое развитие
Так как Столбцы были окружены обширными лесами, развивалась торговля древесиной. Деревья рубили и резали неевреи. Остальную работу делали клерки, торговцы и водители фургонов, которые привозили древесину к берегу реки. Почти все они были евреями. Тех, кто перевозил плоты в Германию, нужно было вовремя обеспечивать хлебом, злаками и т.д. Такая поездка занимала около четырех-пяти недель. Таким образом в Столбцах появились владельцы магазинов и пекари, металлисты, строители, плотники, портные и сапожники. Городское общество росло и развивалось стремительными темпами.
С расширением города еврейское кладбище, которое тогда находилось в северо-западном углу города, оказалось на его южной окраине. Рынок стал торговым центром, а все ремесленники поселились к северу от рынка, в районе Херздика, в котором, вплоть до разрушения города во время Второй мировой войны, проживали почти исключительно ремесленники.
Еврейской общине было недостаточно торговать только древесиной, поэтому развилась новая отрасль экспорта – зерно и лен. В те дни, как и в мои детские годы, для торговли зерном использовали небольшие пароходы. Баржи строили на берегах Немана. Пароходы буксировали их в Германию. Для постройки этих лодок были необходимы дровосеки, доски и строители.
С появлением поезда и созданием мастерских по ремонту локомотивов и вагонов (депо) добавились еще 200 рабочих. Вместе со своими семьями они стали серьезными клиентами в городе.
Благодаря железнодорожному транспорту в 1880-ых или 90-ых годах Нохум Барух Розовский основал спичечную фабрику, которую закрыли в 1895 году по разным причинам. С закрытием фабрики и переводом железнодорожных мастерских в Барановичи, в конце девятнадцатого века экономика Столбцов основывалась больше на торговле.
Мы нашли информацию о развитии и росте еврейского населения во второй половине девятнадцатого века в еврейско-русской энциклопедии Брокгауза и Ефрона. Это упоминается среди прочего: по национальной переписи 1847 года еврейское население Столбцов достигло 1,315 душ; согласно переписи 1897 года, общее население Столбцов достигло 3,754, из которых 2,409 были евреями.
Мы видим, что еврейское население достигло своего пика в 65% от общей численности населения. Большой спад начался с эмиграции в Северную и Южную Америку, Южную Африку и Палестину. В большой мере причинами этого были Первая мировая война и Великий пожар 1915 года.
У нас нет точных цифр, но предполагается, что в 1939 году, перед началом Второй мировой войны, общая численность населения Столбцов составляла около 8,000 человек, из которых 2,500 были евреями, то есть 31%.
С большим удовольствием мы отмечаем, что благодаря большой эмиграции за границу, сотням, а может и тысячам евреев Столбцов удалось избежать смерти и ужасной участи в годы Второй мировой войны, остаться в живых и увидеть поражение врага евреев.
Как уничтижили Столбцы
Июнь 1941 года
22 июня 1941 года случилась беда. Спустя всего несколько часов после начала войны между Германией и Советской Россией город бомбардировали.
Евреи бегали туда-сюда без какой-либо цели по всевозможным дорогам и тропам, как загнанные животные, и все до единого спрашивали: как мы можем попасть в Россию?
В первые дни граница была еще открыта. Молодые мужчины уехали первыми, а вместе с ними ушли и другие, побуждаемые инстинктом самосохранения. Но большинство людей осталось в городе. Глубокая духовная связь с семьей была тем, что удерживало их на месте. Большинство жителей, у которых были дети, остались. Никто не представлял, как мало времени у них было.
Немцы вторглись через три дня. В пятницу утром мы все же спустились к реке Неман. Это был приятный день, дружеское солнце согревало и ласкало нас. Внезапно начала стрелять артиллерия. Город начал гореть. Нас оглушали свистящие пули. Перепуганные евреи ринулись к реке Неман, из огня в воду. Но здесь был риск попасть под пули. Многие бежали с рюкзаками на спинах в гумны, в горы. Десятки евреев были убиты. Многие семьи потеряли мужа, сына или зятя. Тем не менее, многие люди остались там, где и были. Трудно покинуть место, где ты родился, где ты вырос, повзрослел и создал семью. Жаль оставлять то малое, что было нажито таким количеством труда и пота.
Город был в огне. Красный огонь вздымался над каждым домом. Когда огонь достиг нашего дома, мы взяли нашего парализованного старого дедушку и перенесли его к людям, которые убежали в гумны.
Когда немцы вошли в город, мы начали покидать наши убежища. Каждый пошел навестить свои руины, чтобы посмотреть, что сгорело и какие дети погибли при пожаре или стрельбе.
В первые дни евреям еще разрешали хоронить своих мертвецов. У Хевра Кадиша было много работы. Сотни семей остались без крыши над головой. Они пошли к родным и знакомым. Теснота была удручающей, по десять семей в одной комнате. Большинство зданий рухнули, но улицы Юрдзика и Почтовая не были затронуты. Позже там создали гетто.
Первый шабат прошел тихо. В воскресенье немцы обвинили евреев города в том, что они стреляли по ним из лесов района. На основе этого обвинения они разрушили улицу Шпитальную, убили несколько сотен евреев и несколько десятков христиан. Еврейские дома пострадали больше всего. И все же, если кто-то приходил в еврейский дом попросить убежища, ему не отказывали, несмотря на ужасную тесноту. Но, когда евреи обратились к своим христианским знакомым с просьбой об уголке, чтобы склонить головы, большинство из них ответили, что настал их великий час. Они напряженно ждали момента, когда смогут разграбить евреев и “унаследовать” то, что принадлежит им. Следует ответить, однако, что было также несколько христиан, которые показали, что они разделяют нашу беду, хотят помочь своим еврейским знакомым, но они просили нас не связываться с ними, потому что они очень боялись.
Голод крался по улицам, так как очень многие продукты сгорели. Началась бартерная торговля с христианским населением. Валютой были пальто, высокие сапоги, одежда. За любой из этих предметов можно было получить немного муки, крупы и картофеля. Если у кого-то были деньги или драгоценности, он тоже мог получить за них хлеб.
Первые немцы, которые вошли в город спереди, начали набирать евреев на работу. Эти “счастливчики” получали 125 граммов хлеба и немного жидкого супа ежедневно. Я все еще очень хорошо помню сцену в доме Хаима “дер Глаттера”. Отец вернулся с работы с крошечной буханкой хлеба. Дети были в полуобмороке от голода. Их глаза горели, когда они ждали, пока хлеб будет разделен на части, кусочек за кусочком, в соответствии с весами высшей справедливости.
В течение первого периода хлеб еще можно было найти в домах мастеров, таких как слесари, плотники и сапожники. Христианские соседи приходили тайно, чтобы заказать обувь или стулья. Но очень скоро был издан приказ, запрещающий коммерческие отношения или работу между евреями и христианами.
Постепенно среди евреев установилось “равенство”. Те, кто ели хлеб вчера, сегодня бродили голодные. Были изданы приказы о том, что все евреи должны переехать в квартал Юрдзика и на половину Почтовой улицы. Жилищами начали обмениваться с христианами. Евреям было запрещено вывозить какие-либо вещи или мебель из своих бывших домов. Это все осталось во владении новых христианских соседей.
Создание гетто еще не провозгласили, но приготовления были совершенно очевидны. По приказу немцев был создан еврейский совет. Председателем взяли еврея из Лодзя. Участниками совета были: Альтер Йосселович, Берль Моше бен Шмерль Нехама-Эттас, Велвел Парамник, Вайнрайх и Пресс (который был заместителем председателя совета). Указы и жестокие приказы шли один за другим. Нам приказали носить желтый значок, запретили ходить по тротуарам. Вдобавок, каждый еврей должен был снимать шляпу за шесть шагов до того, как пройти мимо немца. Но когда немцы видели еврея, снимающего шляпу, они впадали в ярость от “наглости проклятых евреев”, снимающих свою шляпу перед немцем, и жестоко их избивали. Если кто-нибудь обменивался парой слов с христианином, он мог получить пятьдесят ударов.
По приказу главы совета все евреи были обязаны собраться за городом. Он выбирал нескольких и отправлял их на смерть, чтобы держать в страхе тех, кто оставался жив. Люди в возрасте от четырнадцати до шестидесяти лет должны были работать.
Работы проводились на Бесорезненской лесопилке, в Китаевиче и возле железной дороги. Некоторых забирали работать прислугой для немцев. Основная работа заключалась в том, чтобы перевести широкие рельсы российской железнодорожной линии в более узкую европейскую колею. Они работали от рассвета до заката. Немцы создали кооперативы, где рабочими были исключительно евреи. Руководитель столярного кооператива был невообразимо жестоким. За малейшую ошибку рабочий должен был вытянуться перед ним, и тот его жестоко избивал. После этого он сам перевязывал раны и кормил рабочего жирной пищей. Его кровожадная суть затихала только после того, как он убивал хотя бы одного еврея в день, застрелив его. В канун Нового года и Дня Искупления всех евреев собрали в одном месте, чтобы окончательно их запугать. Однажды, двадцать юношей и девушек были отобраны. Их увезли в неизвестном направлении, после чего от них не осталось и следа. Некоторое время спустя, при подготовке ямы за скотобойней, были обнаружены тела женщин и мужчин. Их лица были изуродованы до неузнаваемости, но одежда все еще оставалась. По ней опознали трупы, принадлежавшие двадцати молодым людям из Столбцов.
Время от времени евреев собирали. Первого, пятнадцатого и сотого забирали из очереди и отправляли на смерть. Приказы выдавали один за другим. Однажды нам приказали принести все медные и цинковые сосуды, подсвечники и т. д. В другой раз требовались крупные денежные выплаты и еврейский совет приложил много усилий, чтобы их собрать. Евреи должны были заплатить миллион рублей. Сумма была предоставлена деньгами и ценными бумагами. Еврейская полиция играла важную роль в сборе денег и снабжении немцев высокими сапогами и одеждой. Еврейский совет делал все возможное, чтобы распространить среди евреев иллюзию, что если они будут покорными,то погромов больше не будет. И все же это была иллюзия. Офицером связи между еврейским советом и муниципальными властями Германии был Пресс.
Его отношения с ними были “в порядке.” Они “обещали” ему, что в Столбцах “все будет тихо”.
Зима 1941 года была невероятно суровой. Дров для отопления не было, большинство домашних вещей уже продали, чтобы купить еду. Согреться было возможно только в плотной атмосфере сотен людей в доме. Больше всего страдали старики и дети. Молодые и взрослые люди, которые работали, получали скудный рацион и держались на пищевых отходах, оставленных немцами. Следует отметить, что было несколько отдельных немцев, в которых искорка человечества все еще мерцала. Они выражали свое отвращение к жестокости своего же народа. Но “приказы это приказы” и их нужно выполнять.
Положение евреев было хуже всего, когда в город приезжали эсэсовцы. Они собрали группу евреев из другого города и приказали им копать могилу, поставили их в ряд и застрелили. Однажды они взяли сорок молодых мужчин и женщин в отделение полиции, приказали им стать на колени и выпрямить свои тела. Любого, кому не удалось “выпрямиться”, избивали резиновыми дубинками, ставили на колени лицом к стене. Таким образом, каждый раз выбирали одного и отправляли на смерть. Состояние тех, кто оставался в живых, было невыносимо. Голодные, в тряпье и лохмотьях, униженные и измученные. Твоего брата или товарища забирали на смерть на твоих глазах. Эсэсовцы стояли в ряд, “работая” своими резиновыми дубинками и отдавая приказы бежать, бежать на сколько у тебя хватит дыхания. Бежать быстро, иначе ты был мертв. Ты собирал последние остатки силы и бежал домой. Если тебе везло, у тебя получалось сбежать из этого ада, но ты приходил домой побитым и разбитым, измученным и уставшими до смерти.
Все это, как отмечалось ранее, было до того, как построили гетто. Спустя некоторое время колючую проволоку установили вокруг улицы Юрдзика и половины улицы почтового отделения. Люди шли на работу наружу каждое утро через узкие ворота. Каждый получал свою рабочую карточку, на которой было указано название фабрики или завода, где он работал. В гетто было много случаев самопожертвования одного ради других. Люди делили свою последнюю корку с другими. К нашему собственному стыду, следует сказать, что были также случаи полной утраты всех человеческих качеств. Случалось, что один воровал хлеб у другого. У гетто была своя “автономия”: еврейский совет, еврейская полиция, еврейский голод и еврейские страдания. Все работали, и все страдали, и голодали. Днем в гетто оставались только старики и маленькие дети. Белые русские и латыши использовали эту ситуацию и часто врывались в дома, чтобы ограбить или просто побить.
Однажды Еврейский совет получил указания предоставить семьсот молодых людей для работы. Евреи тайно спорили о том, стоит им идти или нет. По требованию совета также были найдены волонтеры. Они надеялись, что этим они спасут свои жизни. Из этих людей пятьсот человек отправили в Барановичи и двести – в Минск. Они не могли сбежать,так как боялись, что их семьям, оставшимся в гетто, будут мстить. Еврейский совет должен был уведомлять о каждом сбежавшем, и он добросовестно выполнял эту обязанность.
С другой стороны, очень близкие друзья начали обсуждать организованное восстание. Они говорили о том, чтобы поджечь город, выливая кипящее масло на лица своих мучителей. Материал для этого был подготовлен. Нам было приказано сохранять абсолютную секретность, что означало, только немногим исключительным людям можно было доверить эту информацию.
Местная полиция была заинтересована в получении одобрения Германии.
Когда немцы достигли Сталинграда, распространился слух, что русские сбросили десантную дивизию под Белостоком. В Столбцах был еврей по имени Шпейгель. Он поддерживал молодое поколение и настаивал на том, что мы должны верить в крах немцев. Он также вел пропаганду о том, чтобы идти в леса и присоединиться к партизанам. Не раз группа евреев встречалась, чтобы уйти в лес, но в последний момент местный народ Столбцов отказывался присоединиться к ним. Этот Шпигель, приехавший из Варшавы, был инициатором и жизненным духом среди нас. Он проповедовал и ободрял, тревожил евреев в их апатичности и призывал к мести и освобождению. Когда была отправлена разведывательная группа, юденрат узнал об этом, предупредил и пригрозил, что этот шаг поставит под угрозу жителей всего города, а те, кто подвергает опасности других, будут нести ответственность за кровопролитие.
Несмотря на это, было несколько евреев, которые не обращали внимания на предупреждения и угрозы. Первая группа ушла в лес. Нужно отметить, что в ней не было ни единого бывшего жителя Столбцов. На следующий день об этом узнали немцы. Они забрали семьи тех, что сбежал и убили их. В гетто была буря. Евреи проклинали тех “легкомысленных людей, которые разрушили безопасность всего города ради своей выгоды”. Это оказало самое удручающее влияние. “Лесное” движение было временно приостановлено.
Передвижение в леса продолжилось из соседних небольших городов, но они всегда возвращались домой, так как еще не было организованного партизанского движения.
В гетто чувствовался запах кровопролития. Мужчин забирали в лагеря. Пожилых людей и детей оставляли. Молодые люди занимались работой на лесопилках и на железной дороге. Мы выходили на работу утром и возвращались вечером.
Через два дня после Дня Искупления мы увидели, что гетто окружено полицией, солдатами СС, латышами и белыми русскими. Только самых опытных специалистов отправляли на работу. Желание жить шептало, что там, за колючей проволокой, жизнь была безопасной. Было абсолютно уверенное осознание смерти. Мы вернулись домой. У всех в глазах стояли слезы, которые молча текли по щекам, молча, чтобы никто не узнал. Ощущалось, как они будто задыхались от слез, чтобы не плакать громко, чтобы ничего не было слышно, чтобы никто не знал, что здесь была живая душа. Все замерло и умерло – умерло, пока еще было живо. Моя мама цеплялась за меня, обнимая и целуя меня. Если нам придется умереть, сын мой, пусть мы лучше умрем вместе. Но ты еще молод, и ты должен жить, жить. Так что иди и испытай свою удачу, сын мой, и пусть Бог сохранит тебя среди живых. Мое лицо было красным от слез. Я вырвался и протолкнулся к воротам, с одной мыслью в голове: позволят ли мне пройти и пойти на работу, или мне придется остаться здесь и умереть с мамой?
Я прошел ворота. По дороге на работу я слышал душераздирающие крики и вопли. Некоторые из немецких начальников понимали, почему мы были настолько уставшими, и дали нам работу полегче. Тяжело описать наши чувства. Вы работаете, живете и дышите возле немцев в то время, как выстрели разрывают воздух всего на небольшом расстоянии от вас. Там они забирают и уничтожают всех ваших самых близких и дорогих. Вы чувствуете, что это чистая случайность, что вы остались в живых, что вы остались еще на несколько дней. Завтра или послезавтра ваша судьба будет такой же, как и судьба ваших братьев.
Истребление продолжалось восемь дней. Убийцы не смогли уничтожить всех евреев Столбцов за один день.
Опять начались разговоры о мести, но хитрые немцы пообещали еврейскому совету, что гетто в Столбцах не будут ликвидировать. У них получилось приспать еврейские войска. Искорки восстания были потушены. Единственным восставшим был Элияким Мильценсом. Он вспыхнул как буря и разбудил тех, кто спал. Он поджег самый большой двухэтажный дом в гетто, в котором было около ста пятидесяти евреев.
За два дня до ликвидации немцы разбудили Дрезды, Стросворжена и Петрука и забрали их на работу. Два дня они копали ров длиной в сто пятьдесят метров и глубиной два с половиной метра. Евреев погрузили в грузовики. Тех, кто отказывался подниматься, жестоко избивали или убивали на месте.
Крики бедных людей раскалывали небеса. Грузовики вели местные белые русские водители. Рядом со рвом стояли немцы, латыши и белая русская полиция с автоматами. Евреям приказали снять одежду. Мужчины, женщины и дети стояли голые. У них забрали их вещи, их кольца, их деньги и всё остальное. Их поставили в ряд на краю рва и автоматы начали стучать и убивать. Живые люди тоже падали в ямы, которые потом покрывали слоем песка. На следующий день другие группы евреев приводили из бункеров за такой же участью. Были некоторые, кто присоединялись к этому путешествию на смерть добровольно, когда забирали их семьи. Так было и с доктором Сиркиным, участковым врачом. Немцы хотели его оставить, но после того, как они забрали его жену и ребенка, он не видел смысла жить. Ему не было места в мире, в котором стало темно, и он пошел вместе с теми, кого забрали на смерть. Раввин Джошуа, раввин общины, пошел умирать в своей молитвенной шали и тфилине.
Некоторые евреи спрятались в пещерах, на чердаках и в подвалах, где они оставались в течении восьми дней без еды и воды. В некоторых случаях приглушенный плач маленького ребенка раскрывал убежище евреев убийцам, и они врывались, как дикие звери, и тащили их могильный ров. Ворвавшись в один из бункеров, они нашли семилетнего ребенка Досии Ханкин. Мальчик упал к их ногам и умолял оставить его в живых. Его хладнокровно убили. Зиммель Хаятович и его жена были истощены после восьми дней в укрытии без пищи и вышли в гетто. Мы взяли их с нами на работу, чтобы спасти. Когда начальник увидел детей, он цинично сказал: “Я знаю, что вы спрятались, но я готов оставить вас в живых, потому что я не одобряю убийства евреев. Но приказ заключается в том, что ни один еврейский ребенок не должен остаться в живых, так что я должен убить их.” Дети цеплялись за своих родителей, но зря. С замораживающей кровь жестокостью, они забрали их и убили на глазах у родителей.
После кровопролития, которое продолжалось восемь дней, немцы взяли пятнадцать из работающих евреев и приказали им вынести все вещи из домов, чьи хозяева были убиты. Подушки, кухонные принадлежности и мебель, все по порядку и с присущей немцам четкостью, каждый вид отдельно, каждый тип вместе с такими же. Они погрузили все в автобусы и увезли.
Когда мы вернулись в город, нас встретили местные крестьяне с ехидной улыбкой на лице. Были некоторые, чьи лица выражали удивление и разочарование, а их глаза спрашивали: “Как у вас хватило наглости выжить?”
Крестьяне района и их жены утащили все, что могли: меха, подушки и подушечки с пятнами еврейской крови на них. Кое-где мы видели груды песка, где немцы хоронили евреев, которые отказывались садиться в грузовик. Почти все гетто превратилось в кладбище.
Перед многими домами все еще были лужи крови.
Мы опять начали думать о том, чтобы уйти в лес. Может кто-то смог был выжить там, чтобы рассказать последующим поколениям о том, что Гитлер сделал с еврейским народом.