Из книги “Изкор” Jewishgen по Щучину:
Убийство и холокост в душах и имуществе.
Свидетельства Моше Шнайдера и Яакова Мазоветского (Щучин), Голды Бутримовиц (Острино), Исраэля и Шраги Злуховских (Белица)
Приход немцев
Первый отряд немецкой армии вошел в Щучин 26 июня 1941 года, на четвертый день после начала агрессивного нападения нацистов на Советский Союз. Этот отряд вошел со стороны Рожанки. Этим отрядом было расстреляно восемьдесят евреев под предлогом “вооруженного сопротивления.” В Щучине немцы ограничились арестом нескольких десятков городских сановников в качестве заложников, чтобы обеспечить тихое поведение. Их задержали на три дня, после чего отпустили по домам.
Немцы создали местный совет и полицейский отряд из числа польского населения: братья Котзут (строители), братья Новик (учителя), Йожваски и Наомчик (клерки), Пильтский и его сыновья (охранники пожарной станции и “Шаббат-гои” для еврейского населения). Они охотно, от всего сердца, служили своим новым хозяевам в течении всего периода нацистского правления в Щучине. Они были среди главных бунтовщиков и убийц во время всех убийств евреев в гетто.
Немецкое командование, которое основало свое правительство над городом и окрестностями, назначило от пятнадцати до двадцати военных и гражданских сотрудников. Они расположились на территории фермы “Палац”, принадлежащей графу Друцки-Лобецкому, на северных окраинах города. После обустройства, немцы отправились на первую “охоту” по улицам города, схватили одного из сыновей Моше Бойкельского (которого поляки представили как “коммуниста”) и повесили его на Рыночной площади.
Юденрат и еврейская полиция
В начале июля 1941 года, немцы назначили юденрат. Офис юденрата находился в доме Пурия на улице Гродно, в то время как отделение полиции находилось в доме Ротман на улице Вильна. Функция юденрата заключалась в том, чтобы с помощью еврейской полиции точно и быстро выполнить все требования немцев в отношении денег, еды, одежды и обуви, металлов (золота и украшений). Они также должны были обеспечить соблюдение порядка, при котором все мужчины и женщины в возрасте более шестидесяти лет должны были работать на немцев, конечно, бесплатно.
Эти учреждения также были вынуждены взять на себя ответственность за выполнение административных приказов. Они включали в себя ношение желтой нашивки на улице, запрет выходить на улицу в любое время, кроме четко разрешенного, не вступать в контакт с нееврейским населением города, не находиться на рынке и не покидать пределы города. Несмотря на эти ограничения, евреи сначала поддерживали связь с неевреями и обменивали одежду и дорогие товары на еду. В этот период все семьи все еще проживали в своих домах. Их также утешали иллюзии, что русские войска вернутся в течении ближайших нескольких недель…
Первые убийства и закрытие евреев в гетто
Иллюзии начали испаряться, когда в один день в середине августа 1941 года, немцы отобрали сорок евреев из тех, что работали около “Палаца”, сооружая защитные пункты против воздушных атак. Их всех убили и похоронили на том же месте. Среди убитых были Герцель Медлинский, Лейб Левин, Яаков Витовский, Ашер Янчук и другие.
Спустя примерно неделю, изданный приказ закрыл евреев в гетто на ограниченной территории, охватывающей следующие улицы: Рожанка и Железнодорожная улицы, Рыночная площадь электростанции, две улицы “Плиант”, улицы Гродно и Вильна, и Рыночную площадь для домов нееврейских мещан. Таким образом, евреев вытеснили с Рыночной площади, где были лучшие дома, и вокруг них было создано кольцо из антагонистического христианского и православного населения, которое окружало их со всех сторон. По этой причине немцы не утруждались окружением гетто искусственной стеной. После того, как все евреи Щучина (около 2,500 душ) были собраны в гетто, к ним были добавлены еще пятьсот душ были. Это были евреи, которых немцы депортировали из окрестных имений и деревень, а также из близлежащего города Рожанка и более дальнего города Белица. Жители Щучина восприняли их как братьев по несчастью и хорошо приняли, несмотря на ужасную переполненность, которая уже существовала в гетто, и нехватку еды, которая ухудшалась с каждым днем.
Уничтожение интеллигенции и религиозных лидеров
Примерно через две недели после закрытия гетто, немцы приказали местной полиции (полякам) собрать “для регистрации” всю еврейскую интеллигенцию (учителей, врачей и т.д.), раввина и всех, кто когда-либо работал в религиозной сфере (“религиозных лидеров”), вместе с их семьями. Около десяти семей, в общей сложности около пятидесяти человек, были собраны (включая Раввина Ехиила Михаля Рабиновича, ритуального забойщика Лейба Заренштейна, учителя и забойщика Яакова Абрамского, учителей Йозефа Элияху Жамодского, Ицхака Тачмовского и Яайова Хачека, и стоматолога Лизу Дворцки-Сапир). Немцы вывели их из города на окраину деревни Топилишки (около 8 км от Щучина) и казнили, расстреляв перед заранее подготовленными ямами. Очевидцы из числа жителей деревни, которые видели убийства, позже сообщили, что немцы оставили раненых барахтаться в своей крови возле ямы или в ней, не закапывая их до следующего дня. В результате этого, отойдя за ночь от шока, Яаков Абрамкий оказался не задет пулями. В ту же ночь он вернулся в гетто и рассказал что произошло. О событиях того дня он также написал в своем дневнике, в котором он описывал и другие события в гетто до дня его окончательного уничтожения (9 мая 1942 года). Яаков Абрамкий и другие люди были позже расстреляны на улицах города, когда они попытались убежать их толпы людей, которых вели на массовый убой.
Последних три месяца
В течении последних трех месяцев (февраль – май 1942 года), немцы увеличили экономическое и психологическое давление с целью уничтожить все человеческие чувства и любую искру надежды и заменить их глубоким отчаянием и потерей всякой надежды – в подготовке к “последнему дню”. Польские полицейские, назначенные присматривать за евреями во время их работы за пределами гетто (в основном на железнодорожной станции Рожанки, куда они отправлялись каждое утро на рассвете и возвращались поздно ночью), презирали их и вели себя дико. Немцы на разных должностях и их польские помощники каждый день врывались в офис юденрата и объявляли о рабочих и имущественных сборах, требовали золото и серебро, а также меха и драгоценности Немцы подгоняли сотрудников юденрата и полиции угрозами, чтобы те выполняли все требования тщательно и быстро. (ПРИМЕЧАНИЕ: Очень мало беларусов, которые составляли большинство нееврейского населения, добровольно присоединялись к сотрудничеству с немцами)
Несмотря на горечь, которую люди испытывали по отношению в этим двум “еврейским” организациям, которые эксплуатировались сатанинскими властями в качестве рабочего инструмента для грабежа и подавления, существовало общее понимание во всем гетто, что они делали эти вещи беспристрастно, и делали все, что было в их силах, чтобы помочь и облегчить (из участь. Юденрат организовал медицинскую службу внутри гетто и позаботился о первой медицинской помощи. Он также обеспечивал больных и слабых порциями горячего супа из общественной кухни, которая была создана именно с этой целью. Над созданием и управлением этой кухней работали Исраэль Злуховский (один из изгнанных из Белицы), Шалом Витинский, Ривка Фридман и одна из дочерей Станицкого (жена Лесника). Эти четверо были своего рода комитетом по питанию при юденрате. Они также позаботились о том, чтобы посылать продовольственные посылки жителям Щучина, которые были зачислены в трудовые лагеря “Тодт” в Лиде. Жители гетто даже рассказывали, что Хаим Лейб Лидский, председатель юденрата в течении последних трех месяцев, регистрировал своих сыновей первыми в очереди на все каторжные работы. Он также был первым, кто приносил предметы, требуемые немцами. Однажды он рисковал своей жизнью, когда не выполнил приказ начальника местной полиции, отказавшись доставить в полицию двух детей Шломо Бутримовича (девочку шести лет и мальчика четырех лет). Бутримович и его жена Цвия были застрелены после того, как они спрятали свою корову за пределами города. Шломо Бутримович отдал свою корову фермеру в одной из соседних деревень и ходил туда ночью, чтобы принести немного молока своим детям и больным членам семьи. Один из соседей фермера выдал его. Так был пойман и убит Шломо Бутримович вместе со своей женой.
В тот же день пара Коппельман (один из сыновей Йосселя) также была убита за то, что они принесли в гетто несколько картофелин и буханку хлеба, которые он купил у фермера в этом районе. Убийцы также потребовали кровь детей и приказали юденрату привести двоих детей Бутримовича и троих детей Коппельмана (две дочери и сына). После того, как Хаим Лейб Лидский отказался приводить детей, польская полиция заставила сделать это троих еврейских полицейских (Симху Маршинского и двоих не из Щучина). Они также замедлили выполнение приказа. Поэтому польская полиция самостоятельно собрала пятерых детей, а также троих полицейских и расстреляла их всех во дворе польского полицейского участка.
Вышеупомянутый Хаим Йоссель Коппельман был застрелен через несколько дней, в субботу, когда он на мгновение вышел из своего дома и посмотрел наружу. [Примечание: В доме Хаима-Йосселя (одного из габбаев синагоги “Чаяй Адам”, известного и востребованного молитвенного лидера) во время гетто собирался миньян, под руководством Авраама Якова Лоша, который умер естественной смертью вскоре после разрушения гетто.] Немцы появились перед ним внезапно и сразу же его застрелили. Они сразу же развернулись и выстрелили еще раз, в Итше Янкеля Шнайдера, который случайно оказался в том же месте.
В ту субботу немцы вошли на территорию гетто с целью найти многодетных матерей и убить их со всеми их детьми. Они нашли Сару Рабов, дочь Монаса Лидского и убили её. Когда не нашли других матерей, они направляли свои винтовки на любую еврейскую душу, которая попадалась на их пути. Они медленно продвигались по Железнодорожной улице гетто. Время от времени они заворачивали к дому или во двор (будто проверяли санитарную ситуацию), выводили своих жертв на улицу и расстреливали их.
В ту субботу было убито около двадцати евреев – мужчин, женщин, детей. Среди них были Бецалель Коппельман, второй сын Хаима Йосселя, а также Фейгель Мекель и Давид Злуховский, которые находились в одной квартире. Тела убитых были собраны еврейской полицией в субботу вечером и доставлены на кладбище. Однако из-за морозов и снега, который шел всю ночь, этих мучеников не похоронили до следующего дня.
Последний Шаббат — 22ое ияра, 5702 года
По причине злости и ненависти немцы установили Шаббат днем убийства и истребления. Таким образом, вышеупомянутые убийства тоже происходили в Шаббат, как своего рода генеральная репетиция перед последним Шаббатом полной ликвидации жителей гетто – Парашат Бахар-Бехукати, 22ого ияра, 5702 года (9 мая, 1942 года).
Двумя днями ранее юденрат получил приказ закрыть полностью все выходы из гетто и заставить всех немедленно сдать все остатки золота, серебра и драгоценностей. На следующий день (в пятницу, 8 мая) группа людей, жителей деревни с землеройным оборудованием, была замечена за пределами гетто. Люди из СД провели их на “новое” еврейское кладбище. По какой-то приниче в гетто эту новость не осмыслили и люди, которые были приговорены к смерти, спали свою последнюю ночь без какого-то особого шока.
Ранним утром в субботу 9 мая члены юденрата и еврейская полиция пронумеровали дома и по приказу властей объявили о собрании на площади Синагоги для проведения общей переписи населения (в том числе детей и больных). Когда собралась вся община, немецкий начальник штаба Виндиш появился со своим помощником, поляком Васекевичем, из областного комиссариата в Лиде, комиссаром местной полиции Коцутом, главой местного совета Яжевским (оба поляки) и группой из около 25 пулеметчиков из СД. После того, как собравшиеся были выстроены в ряды по порядку по семьям, командир местной полиции объявил, что план заключается в том, чтобы выбрать пятьсот человек вместе с их семьями, ремесленников и рабочих, которые будут переведены в Лиду. Остальных отправят по домам. Когда эта группа была собрана, включая некоторых членов юденрата и еврейской полиции, собравшимся людям было разрешено пройти на Рыночную площадь. Там им приказали лечь на землю лицом вниз под усиленной охраной польской полиции.
Тем временем, на площади Синагоги появилась группа немецких мотоциклистов, вооруженных автоматами. Они начали стрелять в толпу. Был отдан приказ двигаться. Убийцы окружали ряды со всем сторон, беспрерывно стреляя, и направляя приговоренных к окраинам города, к предварительно подготовленным ямам. Там их ждала расстрельная команда из литовцев и латышей, которая ранее проводила такую же казнь в других городах Лидского региона. Людям, которых привели к ямам, приказали раздеться, отложить одежду и войти в яму. Убийцы осыпали их пулеметным огнем и бросали в ямы гранаты. Потом они покрыли слоем хлорида и подготовили остальных к казни. Это продолжалось до 5. Виндиш, начальник штаба, который был на месте казни со своим сопровождающим целый день, предстал перед евреями, которые всё это время лежали лицом вниз на Рыночной площади, и заявил следующее: “Евреи Лида украли оружие у немцев. Поэтому мы убили всех паразитических евреев во всем регионе. Если вы будете вести себя в соответствии с законом и работать эффективно, вы все останетесь в живых…” На следующий день евреям дали разрешение собрать все тела, оставшиеся лежать накануне по маршруту от площади Синагоги до Долины Смерти и похоронить их рядом с братской могилой.
Таким образом, Ад Судьбы в Щучине был заполнен 2,060 святыми телами мужчин, женщин и детей, жителей Щучина, Рожанки и окрестных деревень, и Белицы, восставших из огня мерзости в тот “Святой Шаббат” 9 мая 1942 года.
После великого убийства
Те же пятьсот евреев, которые остались в живых, вернулись в гетто и все поселились на одной улице “Плиант” со стороны Гродно. Юденрат реформировали. Общественную кухню вновь открыли. Общественная баня, которую забросили на долгое время, восстановили. Миньян организовали в постоянном молитвенном доме. Даже подпольный Хедер был организован для примерно тридцати детей-сирот, оставшихся в живых после убийств в Василишках, Жолудке, Радине и других городах. В этих местах тоже произошли массовые убийства в первой половине мая 1942 года.
Евреи получили четыре телеги с лошадьми для вывоза накопленного мусора из гетто. На этих телегах также доставляли продукты из близлежащих деревень, для приготовления еды на общественной кухне, под руководством Исраэля Злуховского из Белицы. Новый немецкий “зондерфюрер”, который был назначен в городе, был готов за взятки разрешать евреям работать в садах рядом с их домами или даже собирать урожай на полях, принадлежащих евреям в Колонне, которые все были убиты в Щучине. Однако, эта ситуация продолжалась всего несколько месяцев. Затем немцы поняли, что все успокоились после шока от “Последнего Шаббата” и что можно использовать эту человеческую грязь для тяжелых работ. В сентябре 1942 года немцы начали организовывать группы людей и отправлять их в трудовые лагеря “Тодт” в Лиде, Вилейке, Краснай, Ошмане и Борисове. В течении следующих шести месяцев Щучин практически полностью опустошен от остатков евреев. (Последние евреи, остававшиеся там, были отправлены в Лиду летом 1943 года.)
Среди евреев Щучина, которые были сконцентрированы в рабочем лагере “Тодт” в Лиде, были (некоторые из них со своими семьями): Хаим Лейб Лидский, Йосеф Листовский, Цви Маршинский, Нахум Стуцкий, Нехемия Лидский, Йосеф Цирольник, Яаков Каменецкий, Моше Цви и Аарон Каменецкий, Яаков Мацульский, Танхум и Моше Шнайдер, Нехемия Хазановский, Арье Зусильский, Микаль Мордоховиц, Аарон Цви Мазовский, Гад Витовский, Хаим Зоншейн, Екутиэль Блох, Ривка Янчук, Хая Рапловиц и другие.
17 сентября 1943 года немцы собрали всех евреев из этого трудового лагеря, поместили их в опечатанные железнодорожные вагоны и отправили в лагерь смерти в Майданек. Поезд двигался по пути Лида-Мосты-Волковиск, по тому пути, который был хорошо знаком тем, кто был из Щучина и его окрестностей. Когда ночью поезд подошел к станции Мосты и начал замедляться, Моше Шнайдер решил разорвать железную сеть, которая закрывала единственный люк в вагоне и выпрыгнуть наружу. Он призывал других щучинцев из вагона сделать то же самое. Он уговорил Мейлаха Витовского и Ерахмиэля Лидского прыгнуть за ним. Эти трое позже стали партизанскими бойцами. Первые два выжили, а Ерахмиэль Лидский был убит в партизанской войне.
Еще одна жительница Щучина Хая Стуцкая была чудесным образом спасена до того, как она прибыла в Майданек. Однако все остальные щучинцы из этого поезда добрались до Майданека, где их убили в газовых камерах.
Б. Война и месть разрушителям народа
Свидетельства Моше Шнайдера и Яакова Мазоветского (и других источников)
Тринадцать пережитков войны
Из 2,500 Щучинских евреев, которые жили в городе или других частях области во время нацистского завоевания, только тринадцать человек остались в живых в конце Второй мировой войны. Среди них была Хая Стуцкая, которая была спасена по пути в концентрационный лагерь Майданек, Реизель Медлиская и её дочь, которые маскировались под християн в Виленской области, Рахель Кащейская, Цвия Блох и Лайзерке Коссовский в молодости, которые были спрятаны беларусскими жителями, Моше Цви Каменецкий и Ицхак Рубинштейн, которые были в снабженческой службе у Калининского еврейского партизанского отряда. (Этот отряд организовали и управляли им три известных брата – Тувией, Зуссией и Эшколем Бельскими из Новогородка). Также среди них были Моше Шнайдер и Мейлах Витовский (ранее упомянутые), братья Элиэзер, Цви и Ешая Черняк, и Яаков Мазовецкий, которые были в Советских партизанских боевых отрядах.