Yizkor – List of Holy Ones [Список святых] (Предоставлено JewishGen)
Взлет и падение Молчади
Фрейдель Марголин Макрански
Предоставлено JewishGen
Я получила просьбу от мемориального комитета поделится своими воспоминаниями о моем родном городе Молчадь. Мне повезло пережить истребление и прибыть безопасно на мою любимую землю. Но я никогда не забуду тех, кто не выжил, и пусть это вскроет раны – я вернусь и переживу снова самый ужасный период моей жизни. Я должна рассказать о том, что нацисты и их местные союзники сделали с нами. После поколений мирного сосуществования в тяжелые времена они нас предали и помогли нашему врагу уничтожить нас.
В Молчади, маленькой деревне, как и в других деревнях региона, еврейские жители работали в разных профессиях, и наша семья тоже. Я помню из детства наш продуктовый магазин. Большинство покупателей были сельскими фермерами. Мы с особым нетерпением ждали среду и четверг. В среду был еженедельный рыночный день. На него съезжались местные фермеры, чтобы продать свою продукцию и купить необходимые им вещи. По четвергам местные евреи покупали необходимое для Шаббата.
Я все еще помню печь для обжига (зигальне на идиш), что мой отец сотрудничал с раввином Джошуа-Ахарон Лозовкий, раввином Хикель Исраэлевиц и местным неевреем по имениТашума, который занимался продуктами в деревне. Фермеры из окрестностей работали в печи очень примитивным способом. Они брали битум и обрабатывали материал, которым заполняли формы и клали в печь. Печь работала на дровах. У неё была деревянная крыша. Из-за небрежного ухода за вентиляционными отверстиями, в 1927 году там был большой пожар. Крыша и вся конструкция сгорели.
В нашем доме, как и в каждом еврейском доме нашей деревни, была корова. Она обеспечивала нас молоком, из которого мы также делали другие молочные продукты. Еще у нас была лошадь и повозка. Каждое лето мы арендовали кусок земли, чтобы посадить картофель. После Песаха мы убирали навоз из коровника и конюшни, везли его на арендованную землю и удобряли её. Отец пахал землю, а все дети и соседи помогали садить картошку. Перед Рош ха-Шана местные фермеры-женщины приходили копать картошку. Дети её сортировали и наполняли мешки, чтобы принести домой. Мы работали, пекли картошку в поле, кушали и веселились.
Когда мой старший брат Джейкоб вырос, он помогал отцу продавать урожай, который они, в основном, покупали у торговцев урожаем в нашей деревне, и везли на продажу в Барановичи. На обратном пути они покупали разные товары для бакалейщиков деревни. В начале тридцатых годов мы закрыли продуктовый магазин и построили кафетерий, в основном для соседских фермеров. Вся семья работала в кафетерии, в торговала урожаем и поставляла товары для бакалейщиков. Мы все были заняты работой.
Время шло. Я выросла. Мы открыли текстильный магазин в сотрудничестве с Берель Шмуловичем. Меня назначили им управлять. Наша семья состояла из папы, мамы, пяти братьев и двух сестер. У каждого была своя доля работы для содержания семьи. Но когда дети выросли, каждый пошел своей дорогой. Бизнес ухудшился, только кафетерий и текстильный магазин остались. Моего брата Джейкоба призвали в польскую армию, брат Нашим поехал учится жить в Киббуце, чтобы подготовится к Алие (иммиграция в Израиль), брат Моше учился в старшей школе в Барановичах. Остальные дети остались дома. И так мы доходим до 1 сентября 1939 года – день начала Второй мировой войны.
Согласно Пакту Рибентропа-Молотова, Молчадь попала под советскую оккупацию. Сразу после того, как Красная Армия вошла в деревню и принесла советский режим, вся экономическая деятельность, которая раньше существовала, была уничтожена. В магазинах не было продукции. Часть была продана без возможности восстановить запасы, а часть спрятана, так как было непонятно, каким будет будущее. Мы были вынуждены торговать материалами, чтобы купить еду. Жизнь стала тяжелой, но мы постепенно научились справляться – брали новые работы в большем городе, Барановичах, и стали привыкать к нашей новой жизни, пока не началась война между Германией и СССР в июне 1941 года.
Коварное нападение немцев на своих бывших союзников превратилась в блицкриг [молниеносная война]. Прежде чем кто-либо смог прийти в себя, нацисты вошли в деревню и начались беды. Была создана полиция из местных неевреев, а так же Юденрат (еврейский комитет, аналогичный городскому совету). Дурно известный немецкий доликвидационный порядок был установлен в деревне в полной мере. Вскоре немцы собрали двести парней и девушек. Их отправили под предлогом работы в деревню Бурдыковщина. По прибытию туда их всех убили, в их числе были мой брат Моше, моя кузина Хана Маре Орзечевская. Спустя несколько месяцев еще несколько сотен молодых людей были отобраны и отправлены в трудовой лагерь в Барановичах. Среди них были мой брат Абба и мой муж Давид Рабец, за которого я недавно вышла замуж. Моя младшая сестра Хаша и я остались жить в моей комнате в доме Рабица, а мои родители с моими братьями Джейкобом и Мордехаем жили в их квартире, в доме Нехама Ятвицкого.
Так шли дни, недели и месяцы. Из окрестностей доходили слухи о гетто, пытках и убийствах. Но так как в Молчади гетто не было, мрачная жизнь каким-то образом продолжалась. Мы готовились к любым неприятностям, которые могли бы наступить. С помощью взяток людям удалось оттянуть конец, а тем временем организовать самооборону, в которую входили армии, организовавшие её.
В их распоряжении было несколько старых ружей, которые были спрятаны у Хаима Шелубского. Также они выкопали зихрон (укрытие), чтобы спрятаться в нужное время. Мы тоже построили большой зихрон у нас дома, который было тяжело найти, и продолжали ждать, что будет дальше.
Однажды в Юденрат поступил приказ собрать евреев, чтобы выкопать ямы под большие топливные контейнеры, которые должны были поместить в Хавойник (скрытое место в лесу) рядом с православным кладбищем. Мнения о значении такого приказа разделились среди евреев деревни. Некоторые считали, что эти ямы были не для топливных контейнеров, а для захоронения евреев Молчади. Но в любом случае, они были обязаны копать их. За несколько дней до июля 1942 года мы получили известие, что немцы с участием местных фермеров, окружили деревню. Самооборона начала действовать незамедлительно. Они попытались прорваться через осаду возле аптеки Дворжецкого в сторону гор, по дороге в Слоним, но немцы отрыли огонь. Двадцать человек погибли. Среди них и мой брат Джейкоб. Выжил Ноа Мордковский, которому удалось сбежать и сейчас он проживает в США. В Рош Ходеш Ав (июнь 1942 года) войска окружили деревню и стали вести евреев в Хавойник. Они переходили от дома к дому, искали и находили укрытия и вытаскивали жертвы, для того, чтобы их убить. Так продолжалось три дня. Сначала моим родителям удалось спрятаться в своём укрытии, пока один нееврей, торговец свиньями, не продолжил поиски до тех пор, пока не нашел их, и привел к ямам. Моя сестра Хаша, я, семья моего мужа Давида несколько других жителей остались в нашем укрытии. Ночью мы покинули его, прошли через болото, железную дорогу и убежали в лес.
После бойни в Молчади несколько евреев вернулись из лесу по ложному обещанию, что с ними ничего не случится. Конечно же, их всех поймали и расстреляли. Все, кто оставался в укрытиях, пошли в лес и решили, что будут бежать и прятаться по отдельности. Мы с сестрой побежали в деревню Миджибибзина, встретили знакомого, нееврея по имени Безеровский, который разрешил нам спрятаться у него на чердаке. Так мы жили несколько недель. Нееврей приносил нам еду, а ночью мы даже выходили к нему в дом. Там мы и услышали о катастрофе, происшедшей с евреями нашей деревни, а среди них и нашей семьей: папа, мама, браться Джейкоб, Моше, Мордехай, прадедушка (Ашер), мои дяди и тети и их семьи – все были мертвы. Единственными, кто выжил были мой муж Давид и его племянник Абба, которые были в гетто в Барановичах. Мы подумали о нашей ситуации и, с согласия нашего хозяина, мы решили объединится. Однажды Безеровкий взял свою повозку и поехал в Барановичи, чтобы привезти Давида и Аббу к нам. Они приехали в гетто в Барановичах. В доме моей тети Ривки Содовской встретили Давида и Аббу, которые хотели присоединится к нам. Но так, как это было за день или два до Йом Киппура они решили там остаться. После окончания Йом Киппура фермер должен был вернуться, чтобы привезти их к себе домой. В первый же день после Йом Киппура, который был в Шаббат, нееврей приехал, как и договаривались, но там никого не было. В Йом Киппур всех евреев Барановичского гетто уничтожили, включая остальных членов моей семьи.
Так я осталась одна в доме фермера. Однажды он сказал, что полиции и неевреям стало известно, что я у него прячусь. Они меня ищут. В ту ночь я убежала в ближайший лес. После этого я пришла к фермеру по имени Славой. Меня спрятали в его доме. Однажды я встретила Моше Рабеца и он сказал, что в лесах в Сбротбах есть примерно двадцать евреев из нашей деревни. Я начала блуждать и искать их, потому что не могла справится с одиночеством. В конце концов я пришла к их убежищу. Там я познакомилась с Джошуа Рабецем, семьей Моше Рабеца и другими. Я присоединилась к ним и жила тяжелой жизнью. Ночью мы ходили в ближайшие деревни в поисках еды. Фермеры охотно давали её нам. Но это раскрыло наше существование. Однажды, они нас нашли и атаковали, убили многих. Чудесным образом выжила Сара Рабец (Каплан). Её ранили, когда она убегала, но она выжила. Теперь проживает в США.
Это место перестало быть безопасным, поэтому мы решили уйти. В ту же ночь мы ушли и сами того не зная, пришли в гетто в Дворце. Мы остались в нём на один день, а ночью, очень тихо покинули его и продолжили скитания, пока не прибыли в деревню Заполье. Там я нашла одного фермера, который знал мою семью. Он согласился спрятать меня у себя в доме. Я оставалась у него один месяц, пока не узнала о партизанских отрядах в этом районе. Я пошла в ближайший лес, чтобы найти партизан. Я их нашла, меня приняли в отряд, названный в честь Ивана Грозного. Я жила в этом месте и была активным участником отряда на протяжении шести месяцев до освобождения летом 1944 года.
